«Та склизь была действительно живой!» Загадочный батибиус, морская протоплазма

Летом 1857 года британский корабль «Циклоп» проплывал над Телеграфным плато на севере Атлантического океана и зачерпнул со дна мягкую и рыхлую субстанцию, которую за неимением лучшего имени прозвали «склизью» (ooze). В Лондоне биолог Томас Гексли обнаружил в ней странные микроскопические пуговки, названные им кокколитами, и убрал «склизь» на полку, где та простояла в забвении десяток лет.

Слишком занят был ученый: новейшая теория жизни, которой с ним за год до того поделился старший товарищ Чарлз Дарвин, требовала активного продвижения в научных кругах, в журналах и лекциях, чем Гексли с бульдожьим рвением и занимался. Он подбивал коллег проследить происхождение всех ветвей жизни вплоть до самого начала. «Ежели гипотеза эволюции верна, то живая материя должна была возникнуть из неживой», – утверждал он. В конце концов он пришел к выводу, что лучшим местом для поиска доказательств такой трансформации была «склизь».

Томас Гексли и кокколитофорид Emiliania huxleyi

Слизь – это жизнь, считали виталисты. В любом живом существе можно найти желеобразную субстанцию – что, как не она, наделяет тело жизненной силой? Немецкий биолог Лоренц Окен даже дал ей имя – Urschleim, «первозданная слизь». Она спонтанно возникла на древней Земле и позже распалась на микрокапли живой материи, которые затем стали эволюционировать в сложные организмы, полагал он. В 1830-х годах французский зоолог Феликс Дюжарден обнаружил «живое желе» в одноклеточных микробах. Микроскопы помогли понять, что ткани растений и животных состоят из клеток, которые наполнены такой же подвижной и дрожащей студенистой массой, пихающей их изнутри. К середине XIX века ученые договорились называть ее протоплазмой.

Вскоре появились подозрения, что протоплазма не только обладает жизненной силой движения, но и обеспечивает химию органических молекул, организует клеточный интерьер, участвует в делении клетки и развитии дочерних клеточек в зародыши. Казалось, нет ничего, чего не может делать протоплазма. Если эволюция – это река, текущая сквозь время, то протоплазма – это ее вода, перетекающая из поколения в поколение. «Ежели все живые существа эволюционировали от некогда существовавших форм жизни, – писал Гексли, – то вполне достаточно было появления на Земле одной-единственной частички живой протоплазмы».

В начале 1860-х в докембрийских скалах Канады обнаружилось нечто похожее на ископаемую протоплазму – предположительно фораминифера, «частичка явно гомогенного желе», как описал находку английский биолог Уильям Карпентер, давший ей имя Eozoön canadense, «канадское животное зари». Таких эозоонов геологи нашли еще много, и не только в Канаде, и в разных по времени отложениях. На геологическом собрании в Лондоне Карпентер заявил, что не удивится, если подобная эозоону штукенция обнаружится и в донных отложениях современных океанов.

Возможно, именно реликтовый эозоон или первозданный уршляйм захотелось поискать в атлантической «склизи» Томасу Гексли, когда в 1868 году он вдруг достал с полки запылившуюся скляночку. Окинув свежим глазом содержимое, он разглядел «комочки студенистой прозрачной субстанции», образовавшей сеть с разбросанными по ней кокколитами и странными «грудами гранул». Наблюдая долго, он заметил, что комочки движутся. Да это же… протоплазма! «Глубоководный уршляйм», который, возможно, усеивает собой дно Мирового океана! Новый вид, не похожий ни на что известное доселе!

Гексли назвал его Bathybius haeckelii – «живое с глубины» с посвящением немецкому биологу Эрнсту Геккелю, известному стороннику идеи о происхождении всего живого от простейшего протоплазматического предка. «Надеюсь, вы не устыдитесь вашего крестника», – написал Геккелю Гексли.

Эрнст Геккель и протоплазма Bathybius haeckelii

После того как в августе 1868 года батибиус был представлен научной публике, Гексли объездил Британию с лекциями о физических основах жизни и протоплазме, чью функцию физикам еще только предстояло определить. Слушатели переполняли залы и церкви, где он выступал, с восхищением внимая его рассуждениям. «Что объединяет цветок в волосах девицы и кровь в ее юных венах?» Правильный ответ: протоплазма. «Я мог бы полакомиться лобстером, и материя жизни ракообразного чудесным образом трансформировалась бы в человеческую, – вещал Гексли. – А окажись я вновь в море после кораблекрушения, ракообразные в ответ продемонстрировали бы нашу общую природу, превратив мою протоплазму в живого лобстера».

Тем временем шотландский натуралист Чарлз Томсон вместе с Уильямом Карпентером во время экспедиции на судне «Лайтнинг» подняли со дна Атлантики к северу от Шотландии странный липкий кусок белесой грязи и, посмотрев на него в микроскоп, увидели движение. «Та грязь была действительно живой», – уверял Томсон. После недолгого изучения Гексли объявил ее вторым экземпляром батибиуса. Другие батибиусы были добыты в южной части Атлантического океана, а также в Тихом. В 1872 году американские полярники, искавшие Северный полюс, нашли в Северном Ледовитом океане еще более примитивную форму и назвали ее Protobathybius. Похоже, эти создания и впрямь покрывали океаническое дно глобальным живым ковром, уверился Гексли.

А вслед за ним уверился и Геккель: уршляйм «стал полностью реальным благодаря открытию батибиуса», заявил он, согласившись, что «обширные массы голой живой протоплазмы устилают глубины океана», и задался вопросом, «быть может, протоплазма возникает постоянно в результате спонтанного зарождения?». Некоторые скептики сопротивлялись всем этим свидетельствам и отрицали существования батибиуса, однако большинство ученых приняли его как данность, и вскоре «батибиус Геккеля» занял достойное место в учебниках зоологии.

Тем временем Чарлз Томсон был назначен научным руководителем инициированной им же кругосветной экспедиции на «Челленджере». Среди многочисленных изысканий, увенчавшихся полусотнею томов научных открытий, важное место занимал поиск батибиусов, коими, как ожидалось, изобиловало морское дно. В корабельной лаборатории Джон Меррей, правая рука Томсона, одной левой наловчился сцеживать воду с донной грязи, в которой, как он полагал, припряталось «живое с глубины». Часами он разглядывал образцы в мощнейший корабельный микроскоп, пытаясь обнаружить комочко-сетевую протоплазму, которую столь многим удавалось отыскать. Но ничего он так и не нашел.

Часть грязи Меррей и коллеги складывали в банки спирта, чтобы Гексли и другие специалисты смогли ее изучить по завершении экспедиции – вдруг им больше повезет. В один из дней Меррей заметил, что на грязи в банках образовался прозрачный желевидный слой. Быть может, то, что все принимали за батибиуса в «склизи», на самом деле имеет отношение не к биологии, а скорее к химии?

Джон Меррей и Джон Бьюкенен

Экспедиционный химик Джон Бьюкенен попробовал выпарить морскую воду из образца. «Ежели желеподобный организм, увиденный некоторыми именитыми натуралистами и прозванный батибиусом, действительно формировался во всеохватывающем органическом покрове морского дна, то едва ли он куда-то денется после испарения придонной воды и нагревания остатка», – написал он позже. Но батибиус куда-то делся. Никаких органических остатков Бьюкенен не обнаружил.

После этого он изучил желе, возникшее в банках Меррея, и выяснил, что органики там тоже нет. Зато там был сульфат и кальций – то есть гипс. Тогда Бьюкенен понял: в глубоководной грязи-склизи, погруженной в спирт, сульфат и кальций образуют желевидную массу. Это и есть батибиус, которого на самом деле нет. «Поместив его среди живого, описатели совершили ошибку», – холодно подытожил Бьюкенен в отчете.

Томсон, лично выловивший батибиуса несколькими годами ранее и написавший о нем с восхищением в книге о море, ставшей бестселлером, не стал упираться и принял поражение, доверившись Меррею и Бьюкенену, которые убедили его в добротности своих исследований. В июне 1875 года он написал Гексли письмо с плохими новостями: «Следует сообщить вам все, как есть. Никто из нас не сумел отыскать ни малейшего следа батибиуса, хоть и искали его все с высочайшим вниманием». Все члены научной группы «отрицают существование такого существа». Гексли, в свою очередь, не стал скрывать письмо от общественности и передал в журнал Nature для публикации, отметив от себя: «Я несу основную ответственность за ошибку, ежели таковая имеется».

К моменту возвращения «Челленджера» в Англию в мае 1876 года батибиус был уже почти что похоронен. Среди немногих его защитников оставался Геккель, с ужасом наблюдавший за судьбиной крестника и тем, как Гексли сдал свои позиции. «Чем больше истинный родитель батибиуса проявляет склонность оставить своего дитятю без надежды, тем пуще я, как крестный папа, чувствую себя обязанным вступиться за него», – однажды написал ученый. Но Гексли больше нечего было предоставить Геккелю для опровержения новых данных. Вскоре батибиус исчез из учебников как досадный курьез. Впоследствии его судьбу разделил и эозоон, оказавшийся не древней протоплазмой, а артефактом кристаллизации минералов в метаморфической породе.

Кто больше всех способствовал сохранению памяти о батибиусе, так это оппоненты Гексли, такие как Джордж Кэмпбелл, сторонник теистического эволюционизма и противник дарвинизма, не устававший ставить под сомнение взгляды Гексли до самого конца. «Батибиус был признан только потому, что состоял в гармонии со спекуляциями Дарвина, – высказывался он. – Тот случай, когда нелепая ошибка и смехотворное легковерие стали непосредственным результатом теоретических предубеждений». Гексли, со своей стороны, был не слишком высокого мнения о Кэмпбелле, любителе поумничать без собственных научных изысканий о предмете спора. Он признавал, что допустил ошибку, но добавлял, что «единственный, кто никогда не делает ошибок, научных иль иных, так это тот, кто ничего не делает».


Текст: Виктор Ковылин. По материалам новой книги американского научного журналиста Карла Циммера Life’s Edge: The Search for What It Means to Be Alive (в русскоязычной адаптации – «Живое и неживое»).

Вас также могут заинтересовать статьи:
Как один натуралист затроллил другого вымышленными животными
Наука и слизь: все, что вы хотели знать, но боялись слизь
Арктическое дно заражено хламидиями

Комментарии:

Высказать свое мудрое мнение