Гладкие шпорцевые лягушки (Xenopus laevis) квакали себе вольготно в водоемах Африки миллионы лет, и все это время никто даже не пытался впрыскивать в них человеческую мочу. Но все изменилось в 1930-х годах благодаря британскому ученому по имени Ланселот Хогбен.
Талантливый зоолог, воинствующий атеист и убежденный социалист, Хогбен был крайне вспыльчивым и при любом удобном случае сжигал мосты. Гормоны не только бушевали в нем по молодости лет – он еще и изучал их. Его излюбленным методом было введение гормонов в лягушек, и когда в 1927 году он переехал в Южную Африку, то продолжил это делать с удвоенным рвением, благо амфибий там навалом. Гладких шпорцевых лягушек было особенно много, да и работать с ними было легко, так что Хогбен проводил с ними немало времени и даже назвал свое жилище Xenopus. «Вечеринки в Ксенопусе редко были формальными», – вспоминали его приятели.
В 1930 году Хогбен впрыснул лягушке экстракт из питуитарной железы вола, иначе именуемой гипофизом – это такая фабрика-горошинка по производству гормонов в основании головного мозга животного. Лягушка внезапно начала метать икру. Это случайное открытие предопределило дальнейшую судьбу ксенопусов. В те времена было известно, что в моче беременной женщины содержатся гипофизарные гормоны, влияющие на развитие яичников. Если бы эти гормоны могли провоцировать откладку икры лягушками, то можно было бы использовать лягушек в качестве живого теста на беременность!
Хогбен проверил это предположение, когда возвратился в Британию, прихватив с собой колонию ксенопусов. Его коллега Чарльз Беллерби разработал способ правильного выращивания лягушек, продемонстрировал, что они уверенно мечут икру после впрыскивания мочи беременной женщины, и доказал, что просто так, без партнера для спаривания, они обычно ничего не мечут. В то же время в Южной Африке другие ученые проводили похожее исследование, и, как это принято в научной среде, между двумя группами вспыхнула кровная вражда. Этот спор за приоритет так и не был разрешен, но, судя по всему, победителем можно назвать Хогбена, поскольку разработанный тест в итоге носит его имя.
Тест Хогбена несложен: нужно набрать в шприц свежей женской мочи и впрыснуть ее под кожу самке лягушки – если женщина беременна, то спустя 5 – 12 часов лягушка произведет на свет россыпь черных и белых икринок миллиметрового диаметра. Результатам теста вполне можно доверять: согласно одному исследователю, из 150 протестированных им лягушек ни одна не метнула икру почем зря, хотя три беременности все же были ими пропущены.
Шпорцевые лягушки не были первыми животными, которых подвергали воздействию женской мочи, чтобы узнать, ожидается ли в семье прибавление. Первый надежный тест был создан в 1927 году немецкими учеными Бернардом Цондеком и Зельмаром Ашхаймом: моча впрыскивалась в незрелую самку мыши, а через несколько дней мышку убивали и вскрывали, чтобы проверить, не набухли ли ее яичники ненормальным образом. В более поздней версии теста вместо мышей использовались крольчихи. По какой-то причине люди пришли к мнению, что при положительном результате крольчихи умирают, в обиход даже вошла фраза «крольчиха сдохла» – дисфемизм беременности. На самом деле крольчихи умирали по той причине, что их тоже нужно было вскрыть, чтобы проверить яичники. Иными словами, тест на беременность в те времена был трудоемким, дорогим и кровавым предприятием. На одной из станций диагностики беременности, возглавляемой товарищем Хогбена, приносилось в жертву порядка 6000 крольчих в год.
Тест с лягушками выгодно отличался от всей этой резни тем, что был скор, прост и нелетален для животных – их можно было использовать не один раз. Содержать ксенопусов довольно легко, а живут они в неволе до 30 лет. Тридцать лет мочевого рабства – вот такая судьба была им уготована. Поначалу доктора привозили лягух непосредственно из Южной Африки, затем в Европе и Америке появилось много своих колоний Xenopus laevis. Десятки тысяч лягушек испытали на себе женскую урину, прежде чем в 1960-х годах появился химический тест, основанный на реакции на хорионический гонадотропин – тот самый гормон, что заставлял лягушек метать икру. Только после этого амфибий постепенно оставили в покое.
Хотя нет, не оставили. Эти лягушки оказались настолько удобным лабораторным объектом, что ученые продолжили использовать их в других своих экспериментах. Xenopus laevis стала модельным организмом – на ней исследовали работу клеток, развитие органов, зародышей, она была одним из первых клонированных животных – опыты, которые впоследствии привели к Нобелевской премии. Став оплотом биологии и медицины, гладкая шпорцевая лягушка уже и не вспоминает о былых страданиях, о моче, о Хогбене. Она продолжает игриво квакать – теперь уже не только в африканских водоемах, но и в лабораториях по всему миру, а также на захваченных вольных территориях – и собирается делать это и впредь, пока за ней не придет батрахохитрый грибок.
Текст: Виктор Ковылин. По материалам: The Atlantic
Все права на данный текст принадлежат нашему журналу. Если хотите поделиться информацией с вашими подписчиками, обязательно ставьте активную ссылку на эту статью. С уважением, Батрахоспермум.
Вас также могут заинтересовать статьи:
Впервые обнаружена флуоресцирующая амфибия
Из утробы плода выходят взрослые эпицефалы
У американских трилобитов были маленькие яйца
Комментарии: