Страсти по первому неандертальскому геному

Вы читаете отрывок из книги палеогенетика Сванте Пэабо «Неандерталец» в переводе Елены Наймарк. Публикуется в нашей редакторской версии с любезного разрешения издательства Corpus.

В тот день, когда статья должна была появиться в печати, мне предстояло читать большую лекцию в Университете Вандербильта в Нэшвилле, в штате Теннесси. Эта давно запланированная поездка послужила удобным предлогом избежать натиска прессы. Но все-таки ажиотаж повлиял даже на доброжелательных организаторов лекции в далеком Нэшвилле. Они всерьез забеспокоились о моей безопасности, когда кто-то странный позвонил в отель и стал разыскивать меня по телефону. Они подумали, что мне могут угрожать христианские фундаменталисты, и приставили ко мне двух полицейских в штатском, чтобы те сопровождали меня повсюду. Так у меня впервые появилась охрана во время лекций. Я, конечно, был благодарен за заботу, вдобавок было интересно почувствовать себя этакой важной персоной. Но представьте, как неловко мне пришлось после лекции, когда ко мне подходят люди поговорить, а тут эти двое – здоровые молодцы в темных костюмах, с рациями, подозрительно так разглядывают всех, кто ко мне приближается.

Из Нэшвилла я отправился на генетическую конференцию в Колд-Спринг-Харбор. Я испытал огромное удовлетворение, делая доклад о наших достижениях в том самом зале, где четыре года назад объявлял о намерении открыть проект. Я закончил доклад, выразив надежду, что в будущем неандертальский геном окажется полезным для многих исследовательских проектов. Так уж случилось, что это самое будущее началось через пять минут после доклада.

Сразу после меня выступал Кори Маклин, дипломник Стэнфордского университета. У меня пронеслось в голове, что ему не позавидуешь: нелегко выступать после сенсационного доклада. Но о снисходительности, как я быстро понял, не могло быть и речи. Кори сделал великолепный доклад. Он проанализировал геномы людей и обезьян и выявил 583 длинных отрезка ДНК, присутствующих у обезьян, но утерянных у человека. Затем он определил, какие гены располагались на тех потерянных участках – и некоторые оказались весьма примечательны. Так, один из них кодировал белок, который экспрессировался в особых шипообразных выростах на пенисе самцов обезьян, а эти выросты обеспечивают быструю эякуляцию. У человека таких выростов нет, что позволяет нам получать удовольствие от длительного соития. Причиной тому как раз и может быть потеря гена, которую заметил Кори. Еще один утерянный отрезок ДНК кодирует белок, ограничивающий клеточное деление, то есть так или иначе связанный с ростом мозга у людей. Вот так удивительные открытия!

Но больше грело мое сердце другое – с публикации неандертальского генома прошло всего несколько дней, а Кори уже проверил, какие из потерянных участков есть у неандертальцев, а каких нет. Именно так я и представлял себе использование нашей работы: она раздвинет временные рамки эволюционных событий в человеческой линии, ученые смогут понять, в какой момент происходили те или иные генетические изменения. Кори обнаружил, что у неандертальцев тоже отсутствовал ген, отвечающий за образование выростов на пенисе. Так что мы немедленно получили новую информацию об интимной анатомии неандертальцев, которую никак бы не смогли получить, ведь в ископаемом материале таких подробностей не увидишь. Тот ген, что участвовал в регуляции размера мозга, был утерян также и у неандертальцев. Этот результат можно было предугадать, так как, судя по ископаемым неандертальским черепам, их мозг по размеру не уступал нашему. Насколько мне известно, Кори первым запустил наш геном в работу.

Команда научного проекта «Неандертальский геном» в Лейпциге (Германия), 2010 год. Руководитель проекта – по центру. Фото: MPI-EVA.

Из всех моих публикаций неандертальский геном вызвал самую сильную реакцию в научной среде. Положительно отзывались почти все. Я отметил только один по-настоящему отрицательный отзыв. Написал его Эрик Тринкаус. Я знал, что он резко отрицательно относится к участию генетиков в антропологических исследованиях. Ему представлялось, что генетика не может дать антропологии ничего существенного. Поэтому я отправил ему наш труд заранее, за несколько дней до публикации, чтобы у него была возможность подготовиться к вопросам журналистов, которые, безусловно, станут спрашивать его мнение. Я надеялся, что статья убедит его, что мы сделали настоящую, хорошую работу, и мы даже обменялись парой писем, где я пытался разъяснить те места в тексте, которые, как мне казалось, он неправильно понял. Я очень старался достучаться до Эрика и потому ужасно расстроился, когда одна журналистка из Парижа спросила, как я отношусь к объемному комментарию, который Эрик прислал в их издание:

«Если вкратце, то из ископаемых остатков мы имеем множество анатомических доказательств генетического потока между неандертальцами и ранними формами человека, и, скорее всего, генетический обмен явился результатом ассимиляции неандертальцев популяциями ранних людей современного типа, а произошло это примерно 40 тысяч лет назад. Другими словами, появившаяся информация по ДНК не внесла почти ничего нового в дискуссию о происхождении человека… Большинство авторов статьи просто не знакомы с современной литературой по данному вопросу, не понимают ископаемого материала, равно как и современного человеческого разнообразия и поведенческого / археологического контекста эволюционных модификаций у человека. В целом эта работа является результатом дорогостоящего, технологически громоздкого анализа, который если и продвинул общее понимание происхождения человека и неандертальцев, то очень незначительно – а в некоторых аспектах даже заставил сделать шаг назад».

Неужели Эрик и вправду считал, что наше знание уменьшилось после составления неандертальского генома?! Я был потрясен. Мой ответ прозвучал так: «Печально, что доктор Тринкаус так низко оценивает наш вклад в копилку знаний о неандертальцах». Но, несмотря на его отзыв, я был уверен, что генетика и палеонтология прекрасно дополняют друг друга и что все остальные это понимают.

Последним крупным достижением группы Сванте Пэабо стала расшифровка генома неандертальской женщины из пещеры Виндия в Хорватии. Согласно результатам, доля неандертальских генов в современных неафриканцах составляет до 1,8–2,6% – это немножко выше прежних оценок. Статья об этом опубликована в журнале Science в начале октября 2017 года. Фото: MPI-EVA.

Геном заинтересовал очень многих, и, что самое удивительное, к нему проявили интерес американские христиане-фундаменталисты. Оказывается, наш труд вызвал бурные дискуссии в среде креационистов. Мне объяснили, что креационисты делятся на две категории. Первая – так называемые младоземельные креационисты, они верят, что небо, земную твердь и всю жизнь на ней сотворил сам Господь где-то от 10 тысяч до 5700 лет назад. Они склонны считать неандертальцев «полноценными людьми» и иногда упоминают их в качестве другой, ныне вымершей «расы», которая рассеялась по свету после падения Вавилонской башни. Как следствие, младоземельные креационисты совершенно не возражали против идеи смешения людей и неандертальцев. Однако существуют еще и староземельные креационисты, они признают древний возраст Земли, но отвергают возможность естественной, то есть небожественной эволюции. Одну из главных ветвей староземельных креационистов, «Обоснование веры», возглавляет Хью Росс. Он верит, что человек современного типа – это отдельный «проект» создания, имевший место 50 тысяч лет назад, и что неандертальцы относятся не к людям, а к животным. Росс и его адепты приняли в штыки заключение о скрещивании неандертальцев и людей. Мне прислали расшифровку радиопередачи, в которой Росс комментировал нашу работу. Он сказал, что скрещивание можно было предвидеть, «так как Бытие есть история об особо нечестивом поведении людей» и Богу, видимо, пришлось «намеренно рассеять людей по миру», чтобы прекратить сношения такого рода, сравнимые разве что с «животной разнузданностью».

Да, мы даже не представляли, что наша работа затронет такой большой круг читателей. При этом никого особенно не шокировала мысль, что его далекие предки вступали в связь с неандертальцами. Наоборот, многие находили это любопытным – некоторые даже добровольно предлагали себя для исследования на предмет неандертальского наследия. В начале сентября я заметил одну закономерность: писали в основном мужчины. Я проверил все прошлые письма и насчитал сорок семь человек, подозревавших в себе неандертальские черты, и что же – сорок шесть оказались мужчинами! Я рассказал об этом студентам, и они предположили, что, возможно, мужчины просто больше интересуются геномикой, чем женщины. Но это не могло быть правдой, ведь мне написали и женщины, двенадцать человек, только не потому, что они считали себя неандертальцами, нет, а потому, что считали неандертальцами своих супругов! Знаменательно, что ни один мужчина не написал, что подозревает неандерталку в своей жене (правда, с тех пор один все-таки написал).

А вы легли бы в постель с этой женщиной? Фрагмент статьи в журнале Playboy, март 2011 года. На иллюстрации изображена реконструкция неандерталки из хорватской пещеры Виндия авторства братьев Кеннис. Ее лицо помещено и на обложку русскоязычного издания книги Сванте Пэабо.

На самом деле мы наблюдали проявление культурных стереотипов по поводу внешности и поведения неандертальцев. По бытующим представлениям, неандерталец должен быть большим, мощным, мускулистым, грубым и, скажем так, недалеким. И если мужчине такой образ до некоторой степени подходит и где-то даже льстит, то женщину он уж точно никак не украсит. Эта мысль осенила меня, когда Playboy попросил рассказать о нашей работе в интервью. Я согласился, рассудив, что вряд ли мне когда-либо еще выпадет шанс появиться на страницах Playboy. В результате в журнале опубликовали статью на четырех страницах, озаглавленную: «Неандертальские страсти: ляжете в постель с этой женщиной?» К статье прилагалась картинка с грубой, очень грязной женщиной с копьем наперевес на вершине заснеженной горы. Ну что же, столь непривлекательный образ прекрасно объяснял, почему ни один мужчина не сознался, что женат на неандерталке.

В декабре 2010 года, через семь месяцев после нашей публикации, мне прислала имейл Лора Зан, редактор журнала Science. Она писала, что наша работа получила премию AAAS – это ежегодная награда за лучший научный труд, опубликованный в Science. Я больше всего радовался потому, что награждались все авторы статьи, то есть отмечалось коллективное достижение всего нашего консорциума. А еще к тому времени на повестке дня у нас был не только неандерталец. Мы держали в руках геном еще одной вымершей формы людей, из другой части света.


Вас также могут заинтересовать статьи:
Братья Кеннис и их неандертальцы
О жизни и радостях Homo heidelbergensis
Омнигенная модель: что если любой ген влияет почти на все?

Комментарии:

Высказать свое мудрое мнение