В 1952 году пятилетняя Шэрон играла с подружками в жмурки. С завязанными глазами она ухватила кого-то за рукав, после чего радостно смахнула повязку. И тут она запаниковала. Мир вокруг изменился. Шэрон ничего не узнавала. Дом и улица выглядели совершенно незнакомыми. Девочка понятия не имела, где находится. Она побежала в сад за домом и увидела там маму, сидящую на лужайке.

«Что ты здесь делаешь? – спросила Шэрон. – Чей это двор? Где я?»
«Что с тобой, доча? – удивилась мама. – Это же наш дом…»

Шэрон рассказала маме, что все вокруг стало иначе. Мама выглядела озабоченной и раздраженной. Шэрон не понимала: почему мама не помогает ей?

«Не знаю, что это за место, здесь все по-другому, – захныкала девочка. – Ничего не понимаю».
«Никому никогда об этом не говори, – мать посмотрела Шэрон прямо в глаза. – Иначе тебя назовут ведьмой и сожгут на костре».

На следующее утро Шэрон проснулась и увидела, что стены будто бы за ночь переместились. Она находилась в своей комнате, но все было не на своем месте. Дверь располагалась не там, где обычно. Частично комната была ей знакома, но в то же время все было не так, как надо.

С той поры дезориентация у Шэрон стала случаться чаще, а затем и вовсе стала постоянной. Погулять по району или дойти до школы было невозможно. Она не говорила никому о своей проблеме. Благодаря чувству юмора и смекалке ей удалось получить образование, завести друзей и выйти замуж – и никто в ее окружении не догадывался, что она практически всегда пребывает в состоянии потерянности.

«В классе я была шутом, – вспоминает Шэрон. – Я полагала, что если мне удастся всех рассмешить, то никто не узнает моей тайны. В школу я ходила следом за подружками, а если потеря ориентации случалась во время урока, то в оставшееся до перемены время я пыталась запомнить, как выглядит класс, чтобы в следующий раз знать, где что находится». Скрывать все это ей удавалось на протяжении 25 лет.

Даже теперь у себя дома в Денвере, штат Колорадо (США), Шэрон легко может заблудиться по пути из ванной на кухню. На дверце холодильника висят фотографии друзей, телефонные номера, записки от внуков, картинка с Чудо-женщиной и портрет молодого итальянца. «Настоящий друг знает все о тебе… и ты все равно ему нравишься» – написано на магните, который удерживает портрет на дверце. Поверх него еще одна фотография: Шэрон и тот же итальянец сидят рядом в обнимку и улыбаются в камеру. «Это Джузеппе, – говорит Шэрон. – Он изменил мою жизнь».

Джузеппе Яриа в Университете Британской Колумбии (Канада) исследовал навигационные способности людей, и однажды к нему в лабораторию постучалась дама средних лет по имени Клэр с жалобой на постоянное ощущение потерянности. Она не утратила способность ориентироваться в пространстве – ее изначально не было. В детстве она паниковала в супермаркете всякий раз, как мама пропадала из виду. Из дома она никогда не выходила одна, иначе рисковала заблудиться. Став взрослой, Клэр научилась добираться до работы, садясь в определенный автобус и выходя на определенной остановке, откуда виднелся определенный ориентир возле офиса. Когда же предприятие стало переезжать в незнакомый район, Клэр решила, что пора обратиться к специалистам.

За два года работы с ней Яриа постепенно исключил все расстройства, которые могли вызвать дезориентацию: повреждение лабиринта внутреннего уха из-за инфекции, опухоль мозга или деменцию, что нарушают работу гиппокампа, а также эпилепсию с ее неконтролируемой электрической активностью в мозге, препятствующей запоминанию направлений. Тесты показывали, что Клэр здорова. Она безошибочно находила дорогу, следуя инструкциям, но нарисовать карту своих передвижений не могла – в голове ее не возникало. Яриа назвал это состояние топографической дезориентацией, обусловленной развитием. Термин означает неспособность формировать и использовать ментальную карту местности при отсутствии повреждений мозга. Клэр получила кодовое имя «Пациент № 1».

Со временем Яриа обнаружил и других людей с тем же расстройством. Шэрон стала «Пациентом № 4». Не имеет значения, сколько времени такие люди проводят в том или ином месте – оно никогда не становится для них знакомым. Как и Клэр, они учатся ходить по важным маршрутам, запоминая специфическую последовательность действий.

Обычные люди не обременяют память заучиванием нужных поворотов – у них есть внутренняя когнитивная карта, на которой запечатлеваются знакомые объекты. Работу карты обеспечивают разные группы нейронов, которые возбуждаются, когда человек оказывается в разных местах. Есть клетки, которые активны только тогда, когда смотришь в конкретном направлении, другие отвечают за восприятие нашего положения относительно стен и других границ. На ментальные карты также наносятся важные ориентиры, такие как автобусная остановка или лобстер Луи, – за этот процесс отвечает ретроспленальная кора. Согласно текущим представлениям, комбинация всех этих клеточных активностей формирует постоянно обновляющуюся карту окружающего мира.

Если одна или несколько таких групп нейронов работают неправильно, могут возникать проблемы с ориентацией в пространстве. У большинства людей в случае дезориентации мозг спешно вносит коррективы и переориентируется на нужный лад за миллисекунды. В этот короткий промежуток времени, когда ментальная карта не совпадает с реальным местоположением объектов, возникает то самое ощущение, которое Шэрон часто испытывает подолгу.

Она не всегда ощущает себя дезориентированной. «Иногда мир вокруг выглядит абсолютно нормально, и я превосходно в нем ориентируюсь, – уверяет она. – Но потом он вдруг резко меняется – и я тут же теряюсь». Это как выйти из магазинчика на оживленной пешеходной улице и пойти к метро, а потом вдруг осознать, что метро в другой стороне, потому что магазинчик на самом деле располагается на противоположной стороне улицы, нежели ты думал. «Мир при этом не изменился, изменилось твое восприятие», – объясняет Шэрон.

Иногда, когда она едет в город на машине, Скалистые горы внезапно оказываются не там, где вроде бы положено, – тогда она понимает, что мозг снова шалит. Такое часто происходит на извилистой дороге. Поэтому, если необходимо куда-то поехать, Шэрон заранее разрабатывает маршрут так, чтобы избежать множества поворотов. По той же причине ей трудно было найти работу: если оказывалось, что в здании нужно много петлять по коридорам, приходилось отказываться от вакансии.

Однажды в детстве Шэрон придумала, как справляться с напастью. На празднике у подружки ей предстояло приколоть ослику хвостик с завязанными глазами. Она раскрутилась и пошла, по ее ощущениям, в совершенно неверном направлении. Сняв повязку, она обнаружила, что подружкин дом выглядит совсем не так, как прежде. Когда же настал черед снова завязывать глаза и вертеться… дом пришел в норму. «Вот так я узнала, что верчение может вызывать дезориентацию – и оно же помогает все исправить, – говорит Шэрон. – Я обычно стараюсь найти ближайшую душевую, захожу туда, закрываю глаза и верчусь. Когда открываю – мир снова становится узнаваемым. Я зову это техникой Чудо-женщины».

Шэрон было почти 30, когда тайна ее открылась. Брат позвонил ей, попросил отвезти его в больницу: у него болезнь Крона, и он себя чувствовал неважно. Взволнованная Шэрон выбежала из дома, села в машину и поехала к дому брата. Но по дороге мир перевернулся, и она заблудилась. «Я не могу найти твой дом», – позвонила она с автозаправки и описала ее. «Ты в двух кварталах от меня – как можно заблудиться?» – удивился брат. Когда они вернулись из больницы, брат спросил, что, черт возьми, происходит. Шэрон едва могла подобрать слова – впервые за 25 лет она рассказывала кому-то о своем состоянии.

Брат пересказал все своему врачу, и тот устроил ей встречу с неврологом. Доктор предположил доброкачественную опухоль или эпилепсию. Однако тесты не выявили никаких патологий мозга. «Мне сказали, что нужно записаться к психиатру. Они думали, что я сошла с ума!» Шэрон впала в депрессию. Как же ей хотелось, чтобы у нее выявили что-то, что можно исправить! Но психолог, к которому она проходила больше года, не мог исправить ее дезориентацию. Он посоветовал посещать невролога время от времени – вдруг научное сообщество выяснит что-либо новое по данному вопросу.

Когда Шэрон стукнул сорокет, ее новым доктором стала женщина. «Она глядела на меня так, будто я все выдумываю. Она спросила, как я исправляю ситуацию, и я сказала, что верчусь как Чудо-женщина. Ну, покажите, попросила она». Никогда прежде Шэрон не вертелась Чудо-женщиной на глазах у кого-либо. «Я проглотила гордость, встала прямо, закрыла глаза. Затем стала вертеться, пока не поняла, что мир поменялся». Что теперь видите, спросила врачиха. «Ну, я сейчас в другой комнате. Логически-то я понимаю, что это не так, но эта комната не выглядит так, как прежде». Шэрон еще раз повертелась и села на стул. Врачиха отложила ручку с блокнотом и спросила: «Кто-нибудь когда-либо высказывал возможность того, что у вас диссоциативное расстройство идентичности?» Шэрон была раздавлена. «Я чувствовала, будто мне снова говорят, что я сумасшедшая. Я не хотела опять через это проходить. Я встала и ушла».

Прошел еще десяток лет, прежде чем Шэрон предприняла новую попытку разобраться со своими мозгами. Приятельница, знакомая с книгами невролога Оливера Сакса, порекомендовала ей написать ему. Сакс ответил: он не слышал о подобном состоянии, но оно напомнило ему прозопагнозию – расстройство, при котором человек не распознает знакомые лица (у него самого такое). Шэрон погуглила «прозопагнозию» и наткнулась на сайт, где тестировали способность узнавать лица. После теста предлагался опросник. Один из вопросов звучал так: «Случалось ли вам оказаться в таком месте, которое вроде как должно быть вам знакомо, но выглядит незнакомо?»

От волнения Шэрон чуть не потерялась опять. Она вписала все свои симптомы в раздел примечаний и отослала. Через неделю позвонил Брэд Дачейн, нейропсихолог из Университетского колледжа Лондона, создатель теста. «Он был таким милым, – вспоминает Шэрон. – Он верил каждому моему слову и заверил меня, что однажды кто-нибудь возьмется исследовать мою проблему». Два года спустя, в 2008 году, Дачейн написал ей в письме, что есть один итальянский специалист, который переехал в Ванкувер и начал изучать описанное ей состояние. Речь шла, конечно же, о Джузеппе Яриа.

«Когда Джузеппе позвонил в первый раз, я все ему рассказала, – продолжает Шэрон. – Он был таким мягким. Он почти заплакал, когда услышал про ведьму».

Яриа предположил, что проблема может быть в том, как различные группы нейронов, связанных с навигацией, общаются друг с другом. Просканировав головы здоровых людей, он заключил, что лучше всего ориентируются те из них, чьи мозги характеризуются высоким уровнем межнейронной коммуникации. То, как связаны между собой разные участки мозга, может иметь большее значение, чем то, насколько хорошо сами они функционируют. Это как в оркестре: каждый из музыкантов может быть выдающимся исполнителем, однако, если они не играют слаженно, музыка превращается в какофонию.

Затем Яриа с коллегами просканировали мозги людей с топографической дезориентацией и обнаружили отличия в активности их правого гиппокампа, участвующего в консолидации памяти, и участков префронтальной коры, где агрегируется навигационная информация и формируются суждения. Поскольку проблем с памятью и рассуждениями пациенты Яриа не испытывали, он пришел к выводу, что их состояние – это результат неэффективной коммуникации между двумя структурами. Как позднее выяснилось, мозг Шэрон, как и у Клэр, выглядел совершенно нормально с точки зрения анатомии, однако несколько участков, связанных с навигацией, не сообщались должным образом.

Почему же Шэрон порой ориентируется вполне себе успешно, а потом внезапно теряется в пространстве? «Некоторые люди на самом деле не утрачивают способности к формированию ментальной карты, – объясняет Яриа. – Просто где-то в процессе сбора всех кусочков мозаики накапливаются ошибки, информация теряется, и карта вдруг меняется». А вот техника верчения имени Чудо-женщины – уникальна. «Должен признать, я не имею ни малейшего представления, почему она работает, – говорит ученый. – Вестибулярный аппарат Шэрон в порядке, ее не укачивает, проблем с равновесием нет – но каким-то образом встряска системы перезапускает ее ментальную карту». Можно просканировать мозг, но невозможно забраться в голову, вздыхает Яриа.

Не исключено, что обусловленная развитием топографическая дезориентация имеет наследственную составляющую. Примерно у трети из двух сотен пациентов Яриа есть близкий родственник с таким же расстройством. Его научная группа даже нашла кучку потенциальных генов, которые могли бы вызывать синдром.

К счастью, дети и внуки Шэрон не испытывают никаких проблем с навигацией. А вот мама… «Думаю, у мамы могло быть это расстройство, – размышляет она. – Многое указывает на это. Она никогда не говорила папе о моем состоянии, как, вероятно, замалчивала и свое. Она ни разу не провожала нас в школу и не забирала откуда-либо, разве что другие люди шли вместе с нами. В одиночку она никуда никогда не ходила».

Поддержка других людей очень важна. «Я всегда была дурашливой и смешной, потому что это отвлекало людей от того, что я желала скрыть, – делится Шэрон. – Все говорили: ты всегда в таком хорошем настроении. Они не подозревали, что я приходила домой и рыдала. До того, как я встретила Джузеппе, я все еще была напуганной маленькой девочкой. Думаю, что я повзрослела только в последние лет десять. И я счастлива сейчас. Я поняла, что для того, чтобы получать удовлетворение от жизни, необходимо учиться любить себя и принимать себя такой, какая я есть».

---

Подготовил: Виктор Ковылин. Фото: Benjamin Rasmussen
По материалам: The Guardian, Unthinkable by Helen Thomson

Все права на данный русскоязычный текст принадлежат нашему журналу. Просьба не копировать его в соцсети и на сторонние ресурсы целиком. Если вам понравилось его читать и вы хотите поделиться информацией с друзьями и подписчиками, можно использовать фрагмент и поставить активную ссылку на эту статью – мы будем рады. С уважением, Батрахоспермум.

Вас также могут заинтересовать статьи:
Моя внезапная синестезия
Последний год Оливера Сакса
Я уродина. Это можно доказать с помощью уравнения