Издательство «Манн, Иванов и Фербер» выпустило книгу американского писателя, историка науки Джеймса Глика «Путешествия во времени. История», в которой автор исследует концепцию путешествий во времени, как она возникала, вошла в культуру и повлияла на наше восприятие времени. С разрешения издательства публикуем сокращенную редакторскую версию второй главы, посвященной зарождению идеи.
Можете ли вы, читатель, человек XXI века, припомнить, когда вы впервые услыхали о путешествиях во времени? Сомневаюсь. Сюжеты путешествий во времени можно встретить в популярных песнях, в телерекламе, на обоях, наконец. С утра до вечера герои детских мультфильмов и взрослых фэнтези-фильмов снова и снова изобретают машины времени, врата, двери и окна, не говоря уже о кораблях времени и специальных шкафах, автомобилях фирмы DeLorean и полицейских будках. Но путешествия во времени принадлежат не только популярной культуре. Мем путешествия во времени вездесущ. Нейробиологи исследуют мысленные путешествия во времени, известные в более наукообразном варианте как хронестезия. Любая дискуссия о метафизике перемен и причинности редко обходится без обсуждения путешествий во времени и их парадоксов. Путешествия во времени проникают в философию и заражают современную физику.
Очень странно поэтому сознавать, что путешествиям во времени – самой концепции таких путешествий – немногим более сотни лет. Если верить «Оксфордскому словарю английского языка», термин этот впервые появился в английском языке в 1914 году – обратным словообразованием от уэллсовского «Путешественника во Времени» [так Герберт Уэллс называет главного героя своего романа «Машина времени» (1895) – это произведение Глик считает ключевым в истории концепции и часто обращается к нему в книге, но мы в силу определенных ограничений решили опустить его обсуждение в пользу менее знаменитых литературных произведений. – Прим. ред.]. Хотя вот цитата из 1866 года – английский автор путевых записок, завершая путешествие по железной дороге через Трансильванию, рассуждал в Cornhill Magazine: «Очарование путешествия достигло бы совершенства, если бы мы могли путешествовать во времени так же, как в пространстве… провести две недели в XV столетии или, еще приятнее, перепрыгнуть в XXI век. Этого можно в большей или меньшей степени добиться в воображении».
Так или иначе, человечество каким-то загадочным образом жило тысячи лет, не задаваясь вопросом: что, если бы я мог отправиться в будущее? Как выглядел бы мир? Что, если бы я мог отправиться в прошлое, – мог бы я изменить историю? Эти вопросы не возникали. В минувшие времена людей практически никогда – разве что очень-очень редко, промельком, – не посещали мысли о визитах что в будущее, что в прошлое. Эта мысль просто не приходила в голову, поскольку была слишком далека от повседневной жизни. Даже путешествия в пространстве были по современным нормам делом нечастым и – до появления железных дорог – медленным.
Если поднапрячься, можно все же отыскать несколько спорных примеров ранних путешествий во времени, описанных еще до появления этого понятия. В древнеиндийском эпосе «Махабхарата» Какудми поднимается на небеса, чтобы встретиться с Брахмой, и обнаруживает по возвращении, что прошло много времени и все, кого он знал, умерли. Аналогичная судьба выпадает на долю древнего японского рыбака Урасимы Таро, который, отправившись в далекое путешествие, перепрыгнул, сам того не желая, в будущее. Так же и Рип ван Винкль: можно сказать, что он, заснув, совершил путешествие во времени. Встречались также путешествия во времени во сне при помощи галлюциногенов или гипноза. В литературе XIX века имеется один пример путешествия во времени с помощью послания в бутылке. Его автор – не кто иной, как Эдгар По, описавший «странного вида рукопись», которую он обнаружил «в плотно закупоренной бутылке», плавающей в придуманном море, и подписанную датой: «На борту воздушного шара «Жаворонок», 1 апреля 2848 года».
Поклонники прошерстили все чердаки и подвалы литературной истории в поисках других примеров – предшественников путешествий во времени. В 1733 году ирландский священник Сэмюел Мэдден издал книгу под названием «Мемуары о ХХ столетии» – антикатолическую критику в форме писем от британских чиновников, живущих 200 лет спустя. ХХ век в воображении Мэддена напоминает его собственное время во всех отношениях, за исключением того, что власть в мире принадлежит иезуитам. Книга была нечитаема даже тогда – Мэдден сам уничтожил почти все экземпляры тысячного тиража, уцелело лишь несколько из них.
Напротив, произведение под названием «Год две тысячи четыреста сороковой. Сон, которого, возможно, и не было» стало в предреволюционной Франции сенсационным бестселлером. Эту утопическую фантазию опубликовал в 1771 году Луи-Себастьян Мерсье под сильным влиянием модного в то время философа Руссо [Жан-Жак Руссо часто говорил и писал о правильном устройстве государства, что и подтолкнуло к идее описания будущего. – Прим. ред.]. Герою-рассказчику снится, что он просыпается после долгого сна и обнаруживает у себя на лице морщины и большой нос. Ему 700 лет, и его ожидает знакомство с Парижем будущего. Что здесь нового? Изменилась мода – все носят свободные одежды, удобные туфли и странного вида шляпы. Общественные нравы тоже изменились. От тюрем и налогов давно отказались. Общество осуждает проституток и монахов. Бал правят равенство и разум.
В 1860-е годы, когда поезда с пыхтящими паровозами неторопливо двигались по рельсам и парусные корабли только-только уступали дорогу пару, Жюль Верн мог представить себе машины, способные двигаться под водой, в небесах, к центру Земли и к Луне. Мы сказали бы, что этот человек обогнал свое время, – по своему сознанию и чувствительности он походил скорее на человека более позднего времени. Верн настолько сильно обогнал его, что так и не смог найти издателя для своего самого футуристического романа «Париж в XX веке» – антиутопии, в которой изображались автомобили с газовыми двигателями, бульвары, залитые светом не менее ярким, чем солнечный, и война, которую вели при помощи машин. Роман, написанный от руки в пожелтевшем блокноте, обнаружили в 1989 году, когда слесарь вскрыл фамильный сейф, долгое время простоявший запечатанным.
Еще одно представление о будущем, по-своему утопическое, появилось в 1892 году – книга под названием «Гольф в 2000 году, или К чему мы идем» шотландского гольфиста Дж. Маккаллоу. История начинается с того, что рассказчик после неудачной игры и большого количества теплого виски впадает в транс, а просыпается с длинной бородой. Какой-то человек мрачно сообщает ему текущую дату. «Сегодня, – и он сверился с карманным календарем, – 25 марта 2000 года». Да, к 2000 году дело дошло до карманных календарей и электрических лампочек. Однако в некоторых отношениях, как обнаружил гольфист из 1892 года, мир все же шагнул вперед. В 2000 году женщины одеваются как мужчины и делают всю работу, а мужчины свободны и могут ежедневно играть в гольф.
В последние годы XIX века новые технологии активно входили в культуру и оставляли на ней свой отпечаток. Новые отрасли производства пробуждали любопытство не только о будущем, но и о прошлом. Так что Марк Твен в 1889 году придумал собственный вариант путешествия во времени, перенеся янки из Коннектикута в средневековое прошлое. Твен не утруждал себя научными объяснениями, но сопроводил все же свой рассказ парой высокопарных фраз: «Вы, конечно, слышали о переселении душ. А вот случалось ли вам слышать о перенесении тел из одной эпохи в другую?» Для «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» средством перемещения во времени служит удар по голове: Хэнк Морган, янки, получает по голове ломом и просыпается на зеленеющем поле – перед ним стоит рыцарь в латах на лошади в яркой красно-зеленой попоне. Насколько далеко во времени его занесло, янки выясняет в ходе следующего классического диалога: «Это Бриджпорт?» – спросил я. «Камелот», – ответил он».
Хэнк – инженер на фабрике. Это важно. Он мастер на все руки и технофил, хорошо знакомый с новейшими изобретениями: взрывчаткой и переговорными трубами, телеграфом и телефоном. Автор, кстати, тоже был со всем этим знаком. Сэмюэл Клеменс [настоящее имя Марка Твена. – Прим. ред.] установил в своем доме телефон Александра Белла в 1876-м – в том самом году, когда на него был выправлен патент, и на два года раньше, чем приобрел необычайную машину для механического письма – пишущую машинку Remington. «Я первым в мире применил печатную машинку в литературе», – хвастался он.
Да, XIX век видел немало чудес. Век пара и машин был в самом разгаре, мир стремительно сжимался в сетях железных дорог, электрическое освещение превращало ночь в нескончаемый день, а электрический телеграф уничтожал время и пространство (по крайней мере, так писали в газетах). Это и было истинной темой твеновского «Янки»: контраст между современной техникой и прежней аграрной жизнью. Их столкновение одновременно комично и трагично. Благодаря знакомству с астрономией янки обретает ореол колдуна. (При этом номинальный волшебник Мерлин разоблачается как шарлатан.) Зеркала, мыло и спички внушают благоговейный трепет. «Темная страна и не подозревала, что я насадил цивилизацию XIX века под самым ее носом!» – говорит Хэнк. Изобретением, достойно увенчавшим его триумф, стал порох.
Какое волшебство может принести с собой XX век? Насколько средневековыми, возможно, покажемся мы сами этим гордым гражданам будущего? Столетием раньше год 1800-й миновал без особых фанфар; никто не подозревал тогда, насколько иным может оказаться год 1900-й. В целом осознание времени было смутным, по нашим хитроумным меркам. Нет никаких записей о праздновании «столетия» чего бы то ни было до 1876 года. Выражения «рубеж столетий» не существовало до XX века. Теперь же, наконец, будущее становилось объектом интереса.
Нью-йоркский промышленник Джон Джейкоб Астор IV за шесть лет до наступления нового века опубликовал роман о будущем под названием «Путешествие в иные миры». В нем он предсказывает к 2000 году множество всевозможных технических новинок. Электричество заменит животных во всех средствах передвижения. Велосипеды будут оборудованы мощными батареями. Громадные высокоскоростные электрические фаэтоны станут бороздить земной шар, развивая такие высокие скорости, как 35–40 миль в час по сельским дорогам и более 40 по городским улицам. Мостовые для таких тяжелых и быстрых повозок начнут покрывать полудюймовыми листами стали поверх асфальта. Очень продвинется фотография, уже не ограниченная черно-белой гаммой. Телефонные провода плотно опутают планету, их проложат под землей, чтобы никто никому не мешал, а по телефону можно будет видеть лицо говорящего. Вызывание дождя станет «абсолютно научным делом»: облака будут изготавливать при помощи взрывов в верхних слоях атмосферы. Люди научатся путешествовать сквозь пространство и смогут посещать планеты Юпитер и Сатурн благодаря новооткрытой антигравитационной силе под названием «апергия», «существование которой древние подозревали, но о которой так мало знали». Интересно? Обозревателю New York Times все это показалось «ужасно монотонным»: «Это роман о будущем, но он скучен, как роман о Средних веках». Астору не повезло еще в одном: он утонул вместе с «Титаником».
Как изображение идеализированного мира, своего рода утопия, книга Астора многим обязана книге Эдварда Беллами «Взгляд назад» – американскому бестселлеру 1887 года, действие которого тоже происходит в 2000 году (опять путешествие во времени при помощи долгого сна: герой впадает в транс на 113 лет). Этот роман породил целую волну утопий, за которой последовала волна антиутопий, и все они так футуристичны, что мы иногда забываем, что в оригинальной «Утопии» Томаса Мора действие происходило вовсе не в будущем – Утопия была всего лишь далеким островом.
В 1516 году никто не стал бы возиться с будущим. Оно было неотличимо от настоящего. А вот моряки тогда открывали далекие места и странные народы, поэтому отдаленное место прекрасно подходило для воплощения любой, самой живой фантазии автора. Лемюэль Гулливер не путешествовал во времени. Ему достаточно было посетить «Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию». Уильям Шекспир, воображение которого, кажется, не имело границ и который свободно путешествовал по волшебным островам и зачарованным лесам, ни разу не придумал другое время – да и не мог этого сделать. Прошлое и настоящее для него – одно: механические часы у него отбивают время в Риме времен Цезаря, а Клеопатра играет на бильярде. Его поразили бы сценические путешествия во времени, как у Тома Стоппарда в «Аркадии» и «Индийской туши»: представление в одном спектакле нескольких сюжетов, которые разворачиваются в разные эпохи, разделенные несколькими десятилетиями.
Мы наработали себе чувство времени, которого недоставало нашим предкам. Как говорится, давно пора. 1900 год принес с собой взрыв интереса к временам и датам. XX век вставал над миром, как новое солнце. «Прежде из чрева времени не появлялось столетия, чье приближение внушало бы такие высокие ожидания, такую всеобщую надежду, как то, что вместе с полночной литанией и светскими празднествами придет к нам всего через восемь дней», — писал автор редакционной колонки в Philadelphia Press. Нью-Йорк украсил Сити-Холл двумя тысячами красных, белых и голубых электрических лампочек, и председатель городского совета обратился к толпе: «Сегодня, когда часы пробьют двенадцать, нынешнее столетие подойдет к концу. Мы оглядываемся на него как на период, достижения науки и цивилизации которого нельзя охарактеризовать иначе, чем чудесные». В Париже рубеж веков называли fin de siècle, с ударением на fin, то есть «конец»: декаданс и упадочнические настроения были в полном разгаре. Однако, когда время пришло, французы тоже с надеждой взглянули в будущее.
Готовясь к празднованиям встречи 1900 года в Лионе, производитель игрушек Арман Жерве, любивший всевозможные новшества и автоматы, заказал свободному художнику по имени Жан-Марк Коте набор из 50 гравюр, изображающих тот мир чудес, который мог бы существовать en l’an 2000 – в 2000 году: люди занимаются спортом на собственных крохотных самолетиках, воюют на дирижаблях, играют в подводный крокет на дне моря. Может быть, лучшая из них изображает классную комнату, где дети в бриджах по колено сидят, сложив руки, за деревянными партами, а их учитель скармливает книги какой-то перемалывающей машине, которая приводится в движение вручную. Очевидно, книги в машине перемалываются в массу чистой информации, которая затем передается по проводам вверх, по стене и потолку, а затем поступает в своего рода наушники, надетые на головы учеников.
Пророчество – древний жанр. Профессия предсказателя будущего существовала на протяжении всей письменной истории. Предсказатели и пророки, гадалки и прорицательницы всегда относились к самым уважаемым профессиям, хотя и не всегда вызывали доверие. В Древнем Китае была «Книга перемен». В Древней Греции занимались своим делом сивиллы и оракулы; аэроманты, хироманты и гадатели по кристаллам видели будущее в облаках, на ладонях и в глубине камней, драгоценных и не очень. Но будущее, предсказанное прорицателями, всегда оставалось частным делом. Гадалки рисовали свои гексаграммы и раскладывали карты таро, пытаясь заглянуть в будущее отдельного человека: болезнь и здоровье, счастье и беда, высокие темные незнакомцы…
Что же до мира в целом, то он никогда не менялся. Большую часть истории мир, в котором должны были, по мнению людей, жить их дети, полностью совпадал с миром, который они сами унаследовали от своих родителей. Одно поколение походило на другое как две капли воды. Никто не просил оракула предсказать характер повседневной жизни в грядущие годы. Религии тоже не особенно задумывались о будущем – они ждали возрождения или жизни вечной, новой жизни после смерти, существования вне времени. Но в какой-то момент человечество наконец переступило порог осознания. Нашлись писатели, которые попытались представить себе будущее.
Вас также могут заинтересовать статьи:
Сенопокалипсис Иеронима Босха
Календарная синестезия: обруч и галочка
Темные тайны первого успешного искусственного оплодотворения
Комментарии: