Самое удивительное в опоссумах – это их поведение в ситуациях, когда они чувствуют угрозу. Если у опоссума нет возможности спастись бегством, его моментально парализует, он падает на бок и принимает позу эмбриона, при этом у него заворачивается хвост, распахиваются глаза и рот и высовывается язык. Лежа в такой позе, он начинает пускать слюни, мочиться, испражняться и выделять из анальных желез зеленую жидкость с резким запахом. Температура тела опускается на 0,6 °C, сердечный ритм снижается на 46 %, а дыхание замедляется на 31 %. Язык, обычно розовый, приобретает синеватый оттенок. Пока источник угрозы находится рядом, опоссум, не шевелясь, притворяется разлагающимся трупом. Его можно пощупать. Можно даже отрезать ему хвост, но реакции все-таки не последует (к сожалению, слегка свихнувшиеся ученые действительно это проверяли).
Этот спектакль настолько искусен, что в английском языке даже есть выражение to play possum («изображать опоссума»), которое означает «притвориться мертвым». Однако, несмотря на убедительность маскировки и на то, что опоссум, безусловно, обманул бы нас, не знай мы заранее о его уловке, он остается жив. Совершенно неподвижный, со сниженной до минимума жизнедеятельностью, источая запах гниения, опоссум следит за происходящим вокруг, готовый вернуться к своим обычным делам, как только опасность пройдет стороной. Можно сказать, что опоссум, подобно коту из известного парадокса Эрвина Шрёдингера, и жив, и мертв одновременно.
Этот защитный механизм называется танатоз. Он несколько раз в независимых друг от друга случаях возникал на протяжении эволюционной истории. Заключается он именно в имитации смерти. Танатоз самим своим существованием демонстрирует, что понятие смерти широко представлено в природе.
Здесь важно отграничить танатоз от другого похожего – и, возможно, эволюционно связанного – явления, с которым его часто путают, а именно от тонической неподвижности. Представители многих видов, почувствовав опасность, впадают в своего рода паралич – состояние неподвижности, которое снижает вероятность быть съеденными хищником. Это состояние и называют тонической неподвижностью; его можно встретить у очень многих видов, от насекомых до человека. Тоническая неподвижность – форма поведения, которая проявляется чисто внешне, а также может сопровождаться повышением сердечного ритма и учащением дыхания. А вот в случае танатоза животное не только становится неподвижным, но и активно имитирует характеристики трупа. Возможно, танатоз эволюционно произошел из тонической неподвижности, однако это нечто гораздо большее, чем просто паралич: животное инсценирует собственную смерть.
Опоссум обладает, может быть, наиболее продуманным танатозом, но это не единственное животное, мастерски разыгрывающее роль мертвеца. Почувствовав опасность, индюшачьи грифы ложатся на живот с распростертыми крыльями и прижимают голову к земле. Они остаются совершенно неподвижны и не реагируют, даже если ударить их палкой или поднять с земли. Говард Фогель рассказывает о случае с одним охотником, который подумал, что убил такую птицу. Он убрал ее в мешок, прошел две мили до дома, положил в саду явно вялую и безжизненную тушку, а когда вернулся к ней со своими детьми, чтобы показать им добычу, обнаружил, что птица радостно гуляет по двору. Заметив людей, она тут же вновь притворилась мертвой.
Сложные формы танатоза встречаются у некоторых змей. К примеру, обыкновенный уж лежит кверху брюхом с высунутым языком и выпученными глазами и демонстрирует абсолютную вялость, если его поднять. Некоторые змеи испражняются или даже пускают кровь из пасти. Гордон Бургхардт рассказывает, что змеи рода Heterodon [крючконосые ужи, или свиноносые змеи. – Прим. Батрах.] предваряют впадение в танатоз драматической «сценой умирания», во время которой они беспорядочно, яростно извиваются, испражняются и даже кусают себя. Затем они подворачивают хвост, переворачиваются кверху брюхом и лежат неподвижно с открытой пастью, из которой вываливается язык и течет кровь. При этом змеи практически не дышат. Их можно потрогать и поднять, и они не будут подавать признаков жизни. Единственный изъян, замеченный Бургхардтом в этом впечатляющем шоу, состоит в том, что змея автоматически вновь перевернется, если попытаться положить ее на землю брюхом вниз.
Какой смысл животному, которое хочет спасти свою шкуру, притворяться мертвым? Существует ряд гипотез, но все они исходят из того, что танатоз защищает от распознания и от подчинения. [Механизмы защиты от распознания мешают хищнику признать жертву съедобной: среди них, например, имитация неодушевленных предметов, предупреждающие сигналы. Механизмы защиты от подчинения призваны не дать хищнику поймать или подчинить жертву, уже определенную им как съедобную: например, убегание, отбрасывание частей тела, громкий шум, испускание вони. – Прим. Батрах.]
Как механизм защиты от распознания танатоз помогает жертве выглядеть неаппетитной в глазах хищника. Это может быть связано с тем, что в прошлом хищник усвоил, насколько ужасны на вкус животные, которые уже какое-то время мертвы, или с тем, что у него врожденное отвращение к трупам в стадии разложения (так называемая некрофобия). Розалинд Хамфрис и Грэм Ракстон отмечают: если бы это работало так, нам пришлось бы признать, что хищники не очень-то умны, поскольку танатоз обычно начинается только после физического контакта с жертвой; следовательно, хищник может видеть, что зверь, который сейчас выглядит мертвым, несколько мгновений назад был живее всех живых. Однако если мы имеем дело с эффектом отвращения к трупам, будь оно врожденным или выученным, то контакт с жертвой в танатозе на самом деле ничего не скажет нам об интеллектуальных способностях хищника. Отказаться от добычи в танатозе, которая мгновением ранее выглядела живой, – все равно что выбросить в мусор только что открытую банку консервов, внутри которой оказалось полно плесени. Хотя сначала банка и казалась нормальной, а логичного объяснения тому, что ее содержимое заплесневело, нет, открыв ее, вы испытаете такое омерзение, что не задумываясь швырнете ее в ведро.
Несомненно, иногда танатоз работает именно так, но все же маловероятно, что это единственное объяснение его возникновения и развития. Дело в том, что способность хищников испытывать брезгливость можно использовать множеством способов, включая механизмы существенно более простые, чем танатоз. Например, можно прибегнуть к неприятному вкусу или химической защите. Иначе говоря, если танатоз призван лишь вызывать у хищника отвращение, то трудно объяснить, почему он настолько сложен. К примеру, опоссум мог бы вызывать гадливость одной лишь неприятно пахнущей жидкостью, которую он выделяет из своих анальных желез. К чему же тогда его неподвижность, сниженные жизненные показатели, высунутый посиневший язык и т. д.? Похоже, что опоссум в состоянии танатоза стремится не просто внушить отвращение, а выглядеть мертвым.
Многие животные по умолчанию склонны к некрофобии – стереотипной реакции, заставляющей их избегать трупов и не требующей при этом понятия смерти. Может быть, действие танатоза заключается в активизации некрофобии у хищников и именно потому имеет ту форму, какую имеет? Опять же, возможно, иногда это так. Однако это предположение тоже не объясняет танатоза во всей его сложности. Дело в том, что некрофобия связана с очень конкретными сенсорными стимулами (например, выделением кадаверина или путресцина). Если бы танатоз был механизмом, призванным запускать только эту стереотипную реакцию, большинство его элементов были бы попросту не нужны. Поэтому, если такое поведение должно активировать некрофобию хищников, следует полагать, что речь идет о некрофобии, опосредованной понятием смерти. То есть уловка опоссума работает не просто потому, что вызывает у хищника отвращение, а потому, что причина этого отвращения заключается в том, что жертва выглядит мертвой (а хищник узнал, что у мертвых плохой вкус и они неприятны на ощупь, например). В таком случае успех спектакля хотя бы отчасти зависит от наличия у хищника понятия смерти.
В качестве механизма защиты от распознания танатоз мог бы также использоваться, если бы просто снижал мотивацию хищников, специализирующихся на живой добыче. Возможно, хищник, который не особенно голоден и просто наслаждается охотой, решит бросить животное, находящееся в состоянии танатоза, думая, что оно уже было мертво или что он его убил, и отправиться на поиски других жертв. Это позволит жертве уцелеть. Опять же для успеха такой защиты необходимо понятие смерти у агрессора.
Некоторые авторы предполагают, что танатоз защищает не от распознания, а от подчинения, то есть что он не дает хищнику убить жертву, которую он уже определил как аппетитное лакомство. Идея в том, что танатоз ослабит внимание хищника, который подумал, что жертва уже убита, и повысит ее шансы сбежать без единой царапины. Некоторые хищники обращаются со своей добычей сравнительно деликатно или на миг выпускают ее, прежде чем съесть. Другие поедают своих жертв лишь через некоторое время после убийства. В подобных ситуациях имитация собственной смерти может помочь жертве уцелеть.
Патрик Грегори и его соавторы отмечают, что в качестве механизма защиты от подчинения танатоз лучше работает в тех случаях, когда с момента поимки до момента поедания добычи проходит какое-то время. Он может сработать и против хищников, которые стараются убить сразу несколько жертв, потому что внимание таких хищников, прежде чем они приступят к трапезе, концентрируется то на одной жертве, то на другой. На нечто подобное указывают также Хамфрис и Ракстон. С их точки зрения, танатоз более эффективен в тех случаях, когда хищнику приходится тратить время, чтобы удостовериться, что добыча действительно мертва. Например, так может происходить, когда у хищника возникает возможность поймать больше одного животного, но только на короткий момент, в течение которого жертвы еще досягаемы для его клыков. Эти объяснения предполагают присутствие у хищника понятия смерти, которое позволит ему понять (ошибочно!), что нефункциональность жертвы необратима.
Впрочем, эти гипотезы тоже сталкиваются с трудностями при объяснении более продуманных и сложных форм танатоза, ведь для того, чтобы хищник принял другое животное за мертвое, в принципе хватило бы неподвижности и вялости последнего. Все дополнительные фокусы, демонстрируемые опоссумом или ужом, были бы избыточны. Однако именно все эти «дополнения» указывают на то, что такое поведение эксплуатирует понятие смерти у хищника, поскольку эти признаки танатоза указывают на нефункциональность и необратимость. Неподвижность, снижение физиологических функций и отсутствие реакций создают иллюзию отсутствия жизни; а кровь, запах гниения, синий язык и прочие признаки указывают на то, что текущее состояние необратимо, в отличие от состояния спящего или упавшего в обморок индивида.
Это не значит, что опоссумы и ужи обязательно обладают понятием смерти и ведут себя таким образом с намерением исполнить роль мертвых. По-видимому, мы имеем дело с генетически наследуемым поведением, которое не требует обучения и задействуется автоматически при возникновении чувства опасности. И все же следует отметить, что между разными видами и между особями внутри одного вида наблюдается достаточная вариативность в том, как осуществляется танатоз, а момент окончания представления, по-видимому, контролируется когнитивными механизмами. Однако вне зависимости от того, осознают ли животные, что притворяются мертвыми, можно утверждать, что характеристики, демонстрируемые в рамках танатоза, указывают, что их сформировало давление отбора, которое заключалось в понятии смерти у хищников. Возможно, у самого опоссума и нет понятия смерти, но мы можем быть достаточно твердо уверены, что оно есть у животных, которые пытались им полакомиться на протяжении его эволюционной истории.
Автор: Сусана Монсо. Книга: «Опоссум Шрёдингера».
Перевод: Дмитрий Лупич. Издательство: Individuum.
Вас также могут заинтересовать статьи:
О животных, переживших пожирание
Необычная медвежья гибернация и ее перспективы для человечества
Живое и неживое: девочка, которая умерла дважды
Комментарии: